***

Что могла наговорить я
В наркотическом бреду?
Мысли спутались как нити,
Я начала не найду.
Вспоминаю только блики,
Вперемешку все слова,
Голос сладкий и безликий,
Опустела голова…

Ты без устали твердишь мне,
Будто знаешь наперед,
Все усилия излишни,
В сеть свою паук берет
Все, что хочет. Мы бессильны,
Ты и я, и в том равны.
Небо льет поток чернильный
Воспаленной тишины…

Строишь новую ты правду,
Будто очень странный дом:
Крыша соткана из ваты,
А из крана льется ром.

Разожжем огонь в камине,
Что придумано — живет.
Прежних нас уж нет в помине…
Чей черед?

@темы: мои тексты

---

Так много черной воды в океане
было выпито мной
в эти черные дни.

Дождь падает с черного неба,
прозрачна вода в стакане,
за черным окном горят
цветные огни.

Так много черной воды
разделяет страны.
Поверхность сотрет все звуки:
все глуше, глуше,
когда, подойдя к причалу
ты неустанно
глядишь, как в черной воде
исчезает суша.

Как много черной воды в океане.

@темы: мои тексты

---

***

Давай посидим немного с тобой,
давай выпьем кофе в последний раз,
и ты пойдешь своей светлой тропой,
не вспоминая про нас.

Я была за тебя, но ничего не сказала,
ничего не сделала, пока ты бежала,
сражалась. Смотрела как зритель из зала.
Застряло в груди моей страха жало.

@темы: мои тексты

---

***

Пусть падает небо, пусть.
Во мне не осталось грусти.
Во мне не осталось злости.
Душа моя словно кость.
Иду по земле как гость.

@темы: мои тексты

---

Я с каждым днем становлюсь все злее.
В сердце моем — пламя зреет.
Побег прорастет, раскроются почки,
И ярость дойдет до крайней точки.
Обернусь драконом, извергну пламя!
По иным законам, иное знамя
Понесем с тобой над густой весной,
И растает морок как сон лесной…

@темы: мои тексты

---

Снотворны опоры, тверды и бесспорны,
Затворы проворны, свободны притворно.
Просторы тлетворные в памяти сорно
Растут, пробивая ветвями упорно
В опорах снотворных дрожащие бреши,
Не в силах горящую душу утешить…

@темы: мои тексты

---

Вот бы добраться

Сказка о странствиях питона Адельма по странным землям.

Вот бы добраться

— О чем с вами беседовать? — сказал питон, и отправился в Африку, на крайний север, туда, где горы песчаные и ледяные стоят рядом, и ветер заносит льды песком.

Разве можно в такое поверить? Его звали Адельм, того питона, и он тоже не думал, что бывают столь чудные места под небом, пока сам не увидел однажды…

Теперь негде было передохнуть, ведь на песчаных горах слишком жарко, а к ледяным примерзаешь животом, пока спишь. В долинах селились низкорослые пятирукие люди, которые строили цилиндрические хижины, и день за днем те медленно вращались на бревенчатых платформах, равномерно прогреваясь на солнце. В расщелине одной из таких платформ Адельм и поселился; вращение не было достаточно быстрым, чтобы чувствовать себя абсолютно комфортно, находясь снаружи, но скорости хватало, чтобы размышлять о вечном, наблюдая за переменчивым небом.

Однажды, когда началась метель, и ветер вращал песок и крупинки льда, пятирукая Анна спешила домой, и споткнулась об Адельма, скрутившегося в клубок у порога. Она взяла его под крышу и уложила на кровать, а сама бросилась захлопывать окна: песок и лед налетели уже снаружи, лед таял, песок мокрел, делаясь похожим на песок того берега, где Адельм когда-то жил. Он размышлял о родном побережье, глядя сквозь окно на вращение все уплотнявшейся песчано-ледяной стены. Как далеко был его дом от этого края земли, норовившего теперь от земли отколоться, и сорваться раньше времени в Вечный мрак. Анна молча смотрела в окно, откинувшись назад и опершись о кровать всеми своими руками. К утру ветер стих, Анна уснула; хижина больше не вращалась.

Платформа увязла в мокром песке, который поднимался теперь до окон. Адельм прополз по стене и открыл окно животом. Мало что осталось от прежнего ландшафта: все хижины засыпало, ближайшие горы, и ледяные, и песчаные — исчезли. Те, что остались, были далеко на востоке — не отличимые друг от друга в голубоватом тумане.

Анна выбралась из хижины следом; ее ноги увязали в песке:

— Здесь нельзя больше жить. Они раскопают свои хижины и уйдут.

— Может, найдут себе более пригодное место для жилья.

Анна пожала плечами.

— Можно разбить лагерь у моря. Это здорово, должно быть, жить у воды.

Но решили идти на восток, к уцелевшим горам.

— Так жили наши предки, — говорил возражавшим вождь, широко расставив ноги на крыше, едва возвышавшейся над песком. — Десятки лет они растили детей во вращающихся хижинах в окружении льдов и песка. Мы многое потеряли, но это не поражение! Мы не откажемся от всего, что нам дорого, из-за какого-то ветра!

И из толпы отвечали:

— Ветер нас не сломает!

— Мы восстановим все, что потеряли, — вещал вождь, — и приумножим. И мы не позволим наследию наших предков исчезнуть!

Весь оставшийся день пятирукие раскапывали окна, вытаскивая вещи, а на утро выдвинулись в путь — на северо-восток, чтобы обогнуть безжизненное море мокрого песка. Анна шла позади всех, а Адельм полз рядом, готовый в любую минуту их покинуть и двинуться к лесу на северо-запад. Вернуться домой, или дойти, обогнув весь мир, до самого Вечного мрака, — вот чего он хотел, но было любопытно и взглянуть, как будут пятирукие возводить свои хижины в долине, где невозможно стоять, без того чтобы один бок не спекся на солнце, а другой не покрылся инеем.

Путешествие делалось все менее приятным: с востока дули ветра, то холодные, то теплые, а то и двух температур одновременно. Так продолжалось, пока один из пятируких не сказал как-то, что не прочь отведать питона, раз уж более пригодной еды почти не осталось. Адельм было принял это за шутку, но ночью двое мужчин схватили его и держали, пока высокая женщина вязала клетку из веток, стягивая их волокнами тростника. Стоило стразу отсюда убраться, печально думал Адельм, — и он был бы уже в Северном лесу, где нет ветра, но много еды, и так удобно лежать на широких ветвях. Анна спала, укрывшись огромными листьями.

Пятирукие лежали, кто на земле, кто на повозках, лишь двое шептались у костра, передавая друг другу зеленую флягу. Еще до рассвета, когда от костра остались красноватые угли, они тоже уснули, — тогда Анна открыла глаза и выбралась из под листьев, зажав в руке нож. Она прокралась к клетке и перерезала волокна:

— Поищем другое жилище.

Адельм бесшумно скользит по траве рядом с еле слышно ступающей Анной; становится все тише чей-то храп, и какое-то время они движутся в пространстве столь тихом и темном, что невольно вспоминаешь о Вечном мраке, в который они и отправятся, если кто-то проснется. Сладкая волнительность побега нарастает, сменяясь ликованием, когда появляются утренние звуки, и оттенки зеленого проступают из темноты, светлея с каждым шагом; будто утро как занавес обрушилось между ними и покинутым лагерем, оградив от опасности; они движутся быстрее и легче, и уже вышагивают между стволами длинноногие утренние птицы, синие и желтые, — не встречавшиеся ранее в пути — все разумное держится подальше от востока.

Потом лесок, какие разбросаны по всей северо-восточной дороге, обрывается, и они выходят на равнину; слева на горизонте очертания холмов, покрытых плодородным Северным лесом, добравшись до которого можно будет с комфортом отправиться на запад. Здесь, в тишине, вдалеке от лесных птиц, ликование сменяется тревогой, все растущей по мере удаления от деревьев, пока Адельм не понимает в чем дело: земля дрожит едва ощутимо под животом.

— За нами, кажется, погоня.

Анна оборачивается рывком, всматривается вдаль.

— Никого не видно.

— Еще далеко.

— Тогда бежим.

Они мчались вперед, и заветные холмы скакали на горизонте, а дрожь земли не стихала — Вечный мрак бежал по пятам, каждый миг готовый опрокинуться на голову. Каждую секунду. Пожалуй, что-то восхитительное было и в этом сконцентрированном ожидании, раздвигающем время, но почва дрожала все сильнее — небо, они, что нашли себе лошадей?! К середине дня живот Адельма был стесан, а Вечный мрак подбирался со всех сторон, оставляя перед глазами только холм, почти не делавшийся ближе. Дрожь стала так сильна, что Анна остановилась на дороге:

— Вечный мрак, я тоже это чувствую!

— Быстрее, — задыхаясь, сказал Адельм, и они продолжили бег.

Ни сделать привала, ни выпить воды из фляги, ни поискать мясистых листьев для обеда; впрочем, мысль о том, что каждую минуту они могли появиться на своих лошадях, (или что там они нашли), и пронзить его плохо отесанной палкой с остатками коры, притупляла жажду и голод. Адельм мчался как в туннеле, не видя ничего кроме холмов, и ничего не ощущая, кроме дрожи и бега Анны. Они добрались до холма на закате, поднялись на него из последних сил, и только тогда, остановившись, Адельм почувствовал боль во всем теле, наводнявшую шкуру и мышцы. Потом она стала стихать, оставляя усталость, и в это же время послышался топот в долине, топот сотни гигантских ног. Десятки слонов бежали внизу: огромные желтые и их огненно-оранжевые дети, поднимая хоботы, выбивая пыль из долины.

— Не так ты хорош на вкус, чтобы бежать за тобою на запад, — Анна повалилась на траву.

— Они просто еще не знают.

Адельм смотрит на долину — как огненные слоны бегут среди темно-зеленого, поднимая флотилии пыли — и та вспыхивает в последних низких лучах, придавая всему небывалый объем; так много пустоты между ним и долиной, и вокруг, и сверху — так и ждущей, что кто-то иссечет ее крыльями, заполнит; кожа его снова горит, готовая прорваться; и на какую-то секунду хочется броситься вниз — пока слоны трубят, небо темнеет, и огненная пыль не осела.

Они двинулись на запад, через лес, на день-два останавливаясь в поселениях, встречавшихся на пути. Говорили о многом, но только не о том, куда направляются; Адельм и сам не знал, что собирается делать: обогнуть весь мир или вернуться на родное побережье, полузабытое, маячившее в памяти как смутный манящий образ.

Это было чудесно, встречать на пути все эти деревни и леса, не похожие один на другой, трехногих людей, построивших десятки плетеных дорог в долине, занесенной туманом, и синих пеликанов, жующих на болоте мясистые листья; будто каждый день переползаешь черту, выбираешься из старой шкуры, а новая становится все тоньше, вбирая картины все новых мест.

— Каждый день линяю душою. Вот, что нужно питону для счастья, — напевал он, и Анна смеялась, словно точно знала, о чем он, хотя люди не линяют; но, возможно, скучают по этой утраченной функции.

Как-то поздним утром они забрели в престранный лесок. Светлый — вот-вот обернется равниной. Но за каждым поворотам открывались все новые тропинки. Три раза прошли по кругу и встретили мужчину — двуногого, двурукого, с белым, окостенелым лицом — пересек их тропу и отправился дальше в чащу, ломая ветви. Потом увидели справа поляну с синими цветами и высокой травой, и в центре на пне сидела девушка с книгой, вытянув босые ноги. Когда возвращались, она сидела все там же, глядела на дорогу — волосы у нее были седые и длинные, а лицо старым.

— Как странно, — Адельм свернул к поляне; синие цветы пахли сладко и густо.

— Пойдем, нам сюда, — сказала Анна.

— Мне кажется, мы ходим кругами.

— Нам сюда, я знаю, — не глядя на поляну, она зашагала вперед.

Дальше начались болота, но Анна ловко вела Адельма по сухим местам, будто не раз здесь уже бывала. Вода поднималась все выше, и у старой пихты они нашли заброшенную лодку — днище внутри поросло уже мхом; Анна села на весла. Прямо в лодке она танцевала от радости, когда они выплыли из леса — в открытое море, и увидели деревню, где люди жили в хижинах на много этажей, стоящих над водой на высоких шестах, и прямо из морской воды росли огромные деревья. Далеко за домами почти незаметно вода становилась небом.

— Останусь здесь на год или на два, — говорила Анна на следующих день. — Задержусь, если понравится.

Адельм не мог оставаться слишком долго в месте, где нельзя было ползать. Он добрался, едва не увязнув в болоте, до странного леса, надеясь разгадать его тайну. Но лесок оказался совсем небольшим, лишь одна тропа — прямая и широкая, его пересекала. Адельм пытался найти поляну с синими цветами, и почти был уверен, что женщина все еще сидит там, молодая или старая, и кто-то тихо напевает, зазывая в высокую траву, а от запаха цветов клонит в сон. Ничего не было: ни поляны, ни цветов, никто не пел — только листья бесшумно падали ему на шкуру. В этом беззастенчиво кем-то подмененном лесу Адельм окончательно понял, как сильно хочет вернуться домой.

Дальше он двигался быстро, почти без остановок, а если и останавливался, то говорил любому, кто спрашивал: «возвращаюсь домой» и «вот бы добраться уже до дому». Манящие образы, будто воспаленные, разбухли в памяти и, казалось, надо только вернуться, только сверить их с тем, что на самом деле — и он поймет что-то важное о мире и о себе.

Вот уже знакомая дорога: сосны, будто стража, голые до самых вершин. Адельм дополз до побережья на рассвете, и сначала не поверил — оно ли? Оно, несомненно, — от этой мысли все становилось торжественным и важным. И вот он полз как во сне мимо знакомых камней и деревьев, рассматривал их заворожено, ощупывал телом. Пол дня предавался ностальгии. Но, видно, что-то неуловимо изменилось, потому что ничего особенного не происходило. Новые постройки у дороги, и этот забор, — дело в них, думалось Адельму; он щурился, пытаясь представить, будто все как прежде, но образы не сходились — и новое знание никак не открывалось.

Знакомые люди и черепахи встречались ему на пути. Вечером Адельм забрался в пивную, что под мостом, и там увидел Якоба-гнома — еще один смутно-знакомый образ. Тот шумно рассказывал о том, что случилось с поселением за последнее время. И Адельм, вдруг отвлекшись, сказал:

— Вот бы добраться уже до дому.

— Но ты дома, дружище!

Действительно? Но после всех неявных изменений, считать ли это место все тем же домом? Что, в сущности, есть дом? Что имела в виду та внутренняя сила, что звала меня домой?

— Или ты уже где-то обзавелся норой? Признавайся, кого-то себе нашел?

И если не это место — то что я, в сущности, делаю здесь? О чем с вами беседую? Адельм выбрался на воздух. Он полз мимо деревьев и камней, будто смутные глыбы, выплывавших из памяти, и напевал, на ходу сочиняя: «блуждая как во сне по побережью, что вижу я, неужто это прежний мой дом? И что же скрыто в этом слове? Куда меня толкает против воли безудержная сила, что зовет, домой стремясь, все двигаться вперед?»

Адельм покинул побережье, и прополз пол мира на своем животе, везде повторяя: «возвращаюсь домой» и «вот бы добраться уже до дому».

@темы: мои тексты

---

Почти утонувший

Ночью, у берега бурной реки
Ужин принять собрались моряки,
Сели они у костра в ровный круг.
Было спокойно и тихо, как вдруг

С места, где раньше корабль тонул,
Яростно ветер холодный подул,
Угли разбросаны, сносит огонь,
Падают капли дождя на ладонь.

Речка накрыла песок и лесок.
Шанс на спасение был с волосок.

Я — под водой
С головой,
Целый мир
Надо мной,
Тяжким грузом —
На грудь,
Не давая
Вдохнуть.

Заплутав меж прибрежных осок,
Тонкий слышу ее голосок,
Что зовет опуститься ко дну,
В темноту, в тишину, в глубину,
Где спасенье, подобное сну.

И пока сладкий голос шептал,
Я о вдохе мечтать перестал.
Не трепещет в агонии грудь.
Знаю, новый, волнующий путь
Впереди. Тишина как симфония.
Я о мире практически понял
Что-то важное. Вдруг —
Оглушительный звук.
Кто-то хлещет меня по лицу.
Все исчезло, проклятье!
Теперь — не понять,
Я готов отомстить наглецу,
Но не в силах и руку поднять.

О почти-понимании с этого дня
Все преследует память меня.
И сказать без сомненья могу об одном —
Не жалею, что стал моряком.

@темы: мои тексты

---

Букашки бродят по пещерам,
И все сбиваются с дороги.
Спешат в неведомые сферы,
Покинув теплые берлоги.

И день за днем проходит в спешке,
Накинул сон свои пологи;
Букашки тешатся надеждой,
Что вожделенные чертоги

Все ближе, ближе. Синий ветер
Укрыл пути вчерашним снегом.
Мы по нему бежим как дети,
Свободным упиваясь бегом.

Устав, присядем ненамного:
Вокруг лишь снег, не видно края.
И нет дорог, пещер, чертогов.
Куда нам путь держать, не знаем.

@темы: мои тексты

---

Сон

Сегодня я видела странный сон,
В котором ветер был так силен,
Что ровный путь — будто горный склон.
И я по нему со всех ног бегу,
Цепляюсь, и руки давно в снегу,
А ветер бьет опять и опять,
И не дает ни идти, ни дышать.
И шаг за шагом слабею.
Прости, я уже не успею.

@темы: мои тексты

---

***

В половинчатой тишине
мы сидим при полной луне
и слушаем,
как барабанят
радиоактивные капли
по нашим черепам необъятным.
Мы болтаем ногами,
устраиваем взрывы, чтобы не скучать,
но все равно чернота вокруг напоминает
о вечном одиночестве,
которого не избежать.
Соленое солнце стекает
и маринует нас в своем свете.
Мы закрываем глаза, в солено-сладком океане плывем,
но и здесь волны без конца напоминают
о том,
как одиноки все молекулы,
и все, что из них слагается.
Разве ты не слышал совет
спрыгнуть с поверхности, нырнуть в черноту,
или в коварный сладко-соленый свет
и где-то там навсегда утонуть?
Разве не слышишь ты снова призыв души вырваться из пасти зыбучего песка,
с низом верх навсегда поменять местами,
и уйти, и там заблудиться?
Нет больше ничего в пульсирующей вселенной, кроме пространств,
откуда невозможно вернуться,
потому что все меняется каждое мгновение.
Будут сверху сжиматься волны черноты или света.
И ты поймешь, что тебя никогда и не было.

@темы: мои тексты

---

Ось

Густеет и тяжелеет ночь.
Близка уже осень.
И я исчезаю,
Чтобы проснуться кем-то иным.
Я — конгломерат мелькающих слайдов,
Не связанных общею осью.
Стряхнуть наважденье не прочь,
И растаять как дым.

@темы: мои тексты

---

***

В центре никого не осталось.
Всех прижала к краям центробежная сила.
Движение, что начиналось
Как светлая поступь красиво,
Разогналось, разметало всех.
Друг к другу не ведая жалости,
Мы мчимся вперед,
Сегодня — кто-то умрет.

Иссушила все водоемы
Неодолимая ярость.
В оконном проеме
Кто-то, задумавшись малость,
Стоит, — а ветер все громче,
Тех, кто внизу — не слышно.
С остервенением топчут
Все, что раньше не вышло.
Другие, не зная усталости,
В бой рвутся отважно.
В центре никого не осталось.
Господи, как же страшно.

@темы: мои тексты

---

Едва различимы

Над городом гром.
Невиданный град.
И тихо стеклянные стены звенят.
И с ревом соленые реки летят.
Бурлят, накрывая корабль, и груз
Смывают с него — о, ужасный конфуз!
Сто двадцать четыре мешка темноты
Несутся в волнах непокорной воды.
Шипят, растворяясь, вода — все быстрей
Летит, и преграды — ничто перед ней;
Ограды срывает с крутых берегов.
В пучину смывает свой мрачный улов.

И город грохочет, и сыплется град,
А стены стеклянные тихо звенят,
Дрожат еле слышно под натиском грома
Тончайшие стены прозрачного дома,
Едва различимы в потоках соленых…

@музыка: Philip Glass - Piano Etude No.6

@темы: мои тексты

---

За ночью ночь, день ото дня
Беспечный всадник без коня
Блуждает черною тропой,
Все ищет путь назад домой.

Тропа уходит глубже в лес,
Туда, где ели до небес;
Сквозь ветви не проходит свет,
И слышно в скрипе: «Дома нет».

Конец пути — исток всех вод,
Не дом там — черный небосвод,
И кто шагнуть в него рискнет,
Последней из смертей умрет.

@темы: мои тексты

---

***

Мы проснулись как-то утром,
А этот мир нас подытожил.
Я стою на солнечной кухне
Одна,
И странно до дрожи.
Тени знакомых предметов
Свились в предикий узор.
За окном все то же; лето.
Все, на чем остановится взор,
Изменилось самую малость:
Никого из нас не осталось.

А люди вокруг поют и танцуют,
И маршируют по главной улице:
И небо дочиста вымыто, и окна
От всяческой грязи.

Я сама вчера не мечтала ли,
Чтобы враги поутру не встали?

@музыка: E. Satie - Gnossienne No. 3

@темы: мои тексты

---

Еще один день прошел во сне;
мне снились друзья и враги,
и множество важных дел. И только вечером,
забравшись в постель,
я уснуть не смогла,
потому как уже
спала.

@темы: мои тексты

---

Глыбины

Пронырливые рыбины уходят от сетей.
Незыблемые глыбины растут среди морей.
Течениями точатся, но нарастает соль,
А рыбинам так хочется взорвать их и на волю
Все моря отпустить,
От оков ― спасти,
Переждать камнепад,
Чтобы сквозь воду без всяких преград
Видеть далекий затерянный град.
Чтобы во всех направлениях плыть.
Чтобы о бренном навеки забыть.

Рыбины будут меж глыбин кружить.
Морю в оковах — не жить!

@темы: мои тексты

---

Долгая ночь

Глаз не сомкнуть,
Спать не пойти.
Ночь на горе, утро дремлет в пути.

Ветер шумит
За закрытым окном.
Чем-то скрипит домовой или гном.

Дверь не открыть,
Не посмотреть,
Дело закончить боюсь не успеть.

Собаки голодные
Бегают вольно.
Черти болотные
Город заполнили.
Воют, зовут
Подняться к окну.
Черные тучи закрыли луну.
Скрыли от глаз, как там — высоко
Льет она в пасти псам молоко.
Черти же сладкие песни поют,
Брызги молочные-лунные пьют,
Шире их круг с каждым шагом, и с тем
Звезд не останется в небе совсем.

Ветер свистит, ели гнутся к земле;
Черти седлают их; ветви летят.
Песий вожак завывает на пне.
В шерсти молочные капли блестят.

Глаз не сомкнуть,
Спать не пойти.
Пройдена лишь половина пути.

@темы: мои тексты

---

Быть может, сегодня войду я в твой дом.
Внесу в него хаос, смятенье, разгром.
В нем стены разрушу, взорву потолок.
То, что мне нужно — ты уволок.
Спрятал в подвале — я вышибу дверь.
Буду бежать я, как загнанный зверь.
Буду искать, пока не найду.
Поиск закончив, без сил упаду.

@темы: мои тексты